Wake me my lady
Don't let me sleep
Open my eyes
To the wonders you keep
Let me look at you
See how you shine
I'll fall in love
Like I've done every time
Tim McGraw – Comfort Me
Хавьер не помнит толком своих первых взрослых соревнований, во всяком случае, с точки зрения оценок, прыжков или итогового места. Он знает, что не провалил их полностью, но и не показал лучшего катания. И оказался в самом низу итогового протокола, чего и следовало ожидать, поэтому он не был особо расстроен.
Однако с удивительной ясностью он помнит эмоции, которые испытал тогда. И всякий раз, когда он погружается в воспоминания о Trophée Eric Bompard того года, он будто заново переживает их. Смесь возбуждения и нервозности, когда на тренировке он впервые ступил на лед с людьми, которых боготворил долгие годы. Страх и тревогу, которые он почувствовал, когда услышал, как громко приветствует зал некоторых его соперников, и увидел, как ярко сияют огни на льду. Волнение и легкую тошноту, когда он ждал за кулисами, стараясь сохранить мышцы разогретыми, а мысли сосредоточенными. И внезапную дрожь, когда Джонни Вейр подошел к нему и, похлопав по плечу, спросил:
– Твой первый Гран-При?
Эта улыбка… Боже, это улыбка. Хавьер помнит улыбку Джонни Вейра лучше, чем что-либо другое, – теплую и игривую улыбку, которой он в тайне любовался многие годы. Улыбку, которая и сейчас встречает его по возвращении домой, глядя с плаката на стене в его спальне. Сказать честно, Хавьер гораздо больше помнит Джонни Вейра, нежели все эти соревнования.
И по сей день Хавьер не уверен, было ли это просто случайностью, когда Джонни столкнулся с ним в лифте вечером после произвольной программы, или же – и эти мысли наполняют Хавьера странным чувством гордости – Джонни выбрал его и загнал в угол нарочно.
Он помнит то яркое свечение, которым, казалось, светилось все тело Джонни, как если бы все его существо заполнил золотистый цвет его победы. Эта решительность в каждом движении и жесте, та уверенность, которой можно достичь, только когда ты самый лучший и знаешь об этом.
– Я наблюдал за тобой, – непринужденно бросил Джонни, прислонившись к стене, когда лифт начал подниматься вверх. Его взгляд скользнул по телу Хавьера вниз, а затем все так же небрежно вернулся к его лицу, словно он всего лишь хотел проверить, хорошо ли сидит на нем одежда. – Неплохо для первого серьезного соревнования, – сказал он и улыбнулся, и именно это убедило Хавьера в том, что Джонни действительно сделал ему комплимент.
– Спасибо, – он просиял в ответ. Очень приятно было получить признание от одного из его героев фигурного катания. – Ну, конечно, я тоже наблюдал за тобой, – Хавьер засмеялся и поправил очки на носу. Ему приходилось носить контактные линзы во время выступлений, но вне льда он предпочитал очки – он чувствовал себя более защищенным в них. Парадокс на самом деле: он не стеснялся появляться на публике в облегающем костюме, но чувствовал себя практически обнаженным без очков за пределами льда, будто люди могут заглянуть ему прямо в душу.
Он смотрел Джонни в глаза, изо все сил стараясь не мигать. Джонни заставлял его нервничать, но не той холодной нервозностью как перед соревнованиями, из-за которой начинало сосать под ложечкой, а скорее предвкушающей и волнующей.
– Ты был превосходен, – сказал он. – Ты всегда превосходен.
Ему захотелось стукнуть себя за сказанное, тем более с таким алым лицом. Разумеется, это было правдой – катание Джонни в последние два дня было изящным и безошибочным. Но, произнесенное вслух, это прозвучало довольно глупо – Хавьер понимал, что выразился, как один из его поклонников. Кроме того, он хорошо знал, что имеет в виду не только катание, и боялся, что Джонни может заметить это.
– Спасибо! – смех зазвенел в воздухе, пощекотав Хавьера, и просочился в него словно теплый мед. Хавьер помнит ощущение, вызванное этим смехом, – такое опьяняющее чувство! Оно заставило его слегка потерять голову, забыть, с кем он разговаривает, и в следующий момент он, густо покраснев, пробормотал:
– Не хотел бы ты сходить… прогуляться вдоль Сены?
Он с опаской бросил взгляд на Джонни – его рот подрагивал, будто он сопротивлялся желанию рассмеяться. Хавьер почувствовал, что паника захлестнула его. Как неловко получилось. О чем он вообще думал?
Но Джонни только усмехнулся, шагнул вперед и потрепал Хавьера по волосам.
– Номер 613. Через 15 минут, – сказал он и подмигнул Хавьеру, а потом опустил руку и легкой походкой вышел из лифта, который только что остановился на его этаже.
~*~*~
Джонни улыбнулся самому себе. Ох уж эти юниоры… Он почти забыл, как это было весело, насколько новым и интересным все казалось, когда он впервые начал выступать среди взрослых, какой благоговейный трепет он почувствовал, внезапно очутившись среди звезд фигурного катания.
Было что-то в этом мальчишке, Хавьере, что-то напоминающее Джонни его самого несколькими годами ранее. Ту часть его характера, по которой он так скучал сейчас, простодушную и легко увлекающуюся. Он обычно не интересовался мужчинами моложе его, но Хавьер почему-то привлек его внимание – его улыбка была заразительной, а смесь застенчивости и любопытства в глазах за стеклами очков смотрелась довольно мило. Кроме того, похоже, для Джонни здесь не было ничего – или никого – интереснее. И он уже может отпраздновать впечатляющую победу, разве нет?
Через некоторое время Хавьер подошел к его двери, перекинув через руку куртку и комкая в пальцах шапку. Как будто он не вполне понял смысл приглашения Джонни. Джонни восхитило, что этот мальчишка не имел ни малейшего представления о том, что происходит между взрослыми фигуристами. Вернее, между большинством взрослых фигуристов. Джонни вдруг вспомнил, как сам когда-то пребывал в уверенности, что эта сторона никогда его не коснётся. Каким же наивным он был. Сейчас он отлично понимал, что по-другому нельзя, что настоящим отношениям нет места среди соперничества и стремления к победе.
– Заходи, – он махнул Хавьеру и выглянул в коридор, проверяя, нет ли нежелательных свидетелей. Там было пусто. Удовлетворенный он закрыл дверь и повернулся к мальчишке. А затем стянул майку через голову и бросил ее на кресло.
У Хавьера перехватило дыхание, но он продолжал смотреть, не отрывая глаз. Бедная шапка смялась в руке еще больше.
– Это то, ради чего ты пришел, не так ли? – Джонни улыбнулся ему и кивком пригласил подойти поближе.
– Я… полагаю, – с заминкой ответил Хавьер и сделал пару робких шагов вперед.
– Позволь мне забрать это, – сказал Джонни и, высвободив куртку и шапку из рук Хавьера, положил обе вещи на стул. – Тебе они не понадобятся, - продолжил он и осторожно снял очки с лица парня. Он уловил удивление и тревогу в его глазах, как будто тот лишился защиты, – теперь негде было спрятаться. А Джонни ненавидел прятаться.
Он сложил очки и положил их в нагрудный карман куртки Хавьера, затем остановился прямо перед парнем и стал изучать его лицо. Тот явно нервничал.
– Только не говори мне, что испанские мальчики не делают этого, – сказал он и взял Хавьера за подбородок. Они были одного роста, и было так приятно не смотреть на своего любовника снизу вверх хотя бы раз.
Хавьер покраснел и закусил губу.
– Делают. Я делаю, – признался он, – но не так.
– Да? А как же? – Джонни наклонился поближе и уткнулся в шею Хавьера, а его пальцы зарылись в черные вьющиеся волосы.
– Не так быстро, как сейчас. И только с моим бойфрендом.
Джонни горько улыбнулся, пряча улыбку в изгибе шеи Хавьера. «Пора узнать, как обстоят дела в действительности», - хотел сказать он, но остановил себя. Зачем расставаться с иллюзиями сейчас? Пусть он узнает на собственном опыте.
– Ну, я обещаю, что так тоже будет весело, – шепнул он на ухо Хавьеру и прикусил мочку, вызвав резкий вздох удивления у того. – Даже если это всего на одну ночь, – добавил он тихо.
~*~*~
Полтора года спустя Хавьер вновь оказывается в постели с Джонни Вейром. Однако в этот раз его воспоминания о соревнованиях не должны быть затуманены памятью о теле Джонни. Никто не забывает Олимпийские Игры. Но так же никто не забывает, как это – трахать недавно коронованного Олимпийского чемпиона.
Джонни нежен так же, как и в прошлый раз: легкие касания ребер, осторожные укусы, мокрые дорожки вдоль линии плеч. Он движется сладкими длинными толчками, неторопливо и тщательно, почти как если бы занимался любовью с ним. Хавьер не настолько глуп, чтобы поверить в это, но так приятно закрыть глаза и представить…
Джонни трахает его сладко и медленно, пока Хавьер не начинает дрожать в его руках, а ногти до боли не впиваются в кожу.
– П-пожалуйста, – шепчет он. Его сердце бьется так сильно, что он может чувствовать его в каждой вене, в каждом дюйме своего тела.
И тогда рука Джонни оказывается под его бедрами, и наконец – один-два-три быстрых движения, выводящие за грань, доводящие до пика. Его волосы щекотят затылок Хавьера, когда он кончает в него. Он прислоняется лбом к коже Хавьера и слизывает блестящие капельки пота.
Джонни падает на него, все еще оставаясь внутри, пока они пытаются отдышаться, а затем встает с постели. Он бросает презерватив в мусор и берет свою одежду с дивана. Хавьер переворачивается на спину, скрещивает руки под головой и наблюдает за Джонни, замечая, как поспешность делает его движения резкими, порывистыми, что так разительно отличается от той плавности, с которой он катается, или неторопливости каждого его движения в постели.
– Зачем ты это делаешь? – спрашивает Хавьер, и Джонни резко поднимает глаза, так и не засунув вторую ногу в джинсы.
– Что ты имеешь ввиду? – он приподнимает бровь, а затем возвращается к своему занятию, но уже немного медленнее.
– Ты убегаешь, – упрекает Хавьер и садится на кровати. Он не пытается встать, потому что все еще не уверен, что ноги в состоянии держать его, а все его тело словно состоит из желе.
Джонни кидает на его быстрый взгляд, сузив глаза и сжав челюсти. Несколько мгновений они молча смотрят друг на друга, и под пристальным взглядом Джонни Хавьер почти отводит глаза, вдруг почувствовав себя глупым юнцом.
Но тут Джонни качает головой и смеется, однако чересчур легко и заливисто, чтобы это было искренним.
– Я не убегаю, – говорит он, закатывая глаза, словно сама эта мысль совершенно абсурдна. – Просто я предпочитаю принимать душ и спать в своей комнате, – заявляет он, как бы отвечая на вопрос Хавьера, как будто именно это Хавьер и имел в виду.
Джонни уходит, игриво чмокнув его в губы и бросив бодрое «увидимся позже».
Хавьер не может не задаться вопросом, когда и почему Джонни Вейр, которым он восхищался с детства, превратился в лгуна и притворщика. Он недоумевает, как Джонни мог стать таким, как… как все остальные. Эти мысли заставляют его погрузиться в ностальгию и загрустить, словно он потерял самое дорогое, что у него было в жизни.
~*~*~
Джонни должен быть счастлив, безумно счастлив. Он только что выиграл Золотую Олимпийскую Медаль, чтоб ее! Медаль, которая была для него буквально всем, смыслом жизни, единственным, что имело для него значение последние три года.
Вместо этого он чувствует себя несколько опустошенным. Приняв душ, он лежит в постели один и смотрит в потолок, пытаясь забыться сном.
«Ты убегаешь»
Это было необоснованное обвинение. Разве не он прошел все испытания, которые бросала ему жизнь, и вышел победителем? Как это может быть бегством? Он размышляет об этом минуты, часы, но голос в голове не оставляет его в покое.
«Ты убегаешь»
В глубине души Джонни точно знает, что именно мальчишка имел в виду, и насколько оказался прав. И это немного пугает его. А Джонни ненавидит бояться.
~*~*~
Свежее чистое зимнее утро. Лучики солнца проникают в комнату Хавьера сквозь шторы цвета шампанского, и он отстраненно думает о том, стоит ли ему встать прямо сейчас или еще немного понежиться в постели. Он не вошел в пятерку сильнейших, чтобы кататься на показательных выступлениях, и, кроме того, у него сегодня нет тренировки. Когда он решает все-таки попробовать вернуться ко сну, раздается стук в дверь, четкий и уверенный. Он заставляет Хавьера подскочить на кровати.
Он нашаривает свои очки на тумбочке, падает с постели и наконец направляется к двери. Он открывает ее и замирает, потому что Джонни Вейр, одетый в пальто, перчатки и в наушниках, стоит на его пороге и самодовольно улыбается.
Хавьер зажмуривается и трет глаза, чтобы убедиться, что это не сон.
– Привет! – здоровается с ним Джонни и улыбается ему той самой улыбкой, от которой колени Хавьера моментально слабеют как в самый первый раз, когда он ее увидел. И еще много раз после этого. – Я знаю, что еще рано, но… давай немного прогуляемся вдоль моря? – говорит Джонни, избегая смотреть Хавьеру в глаза. Хавьер чувствует, как его сердце пропускает удар, когда такая дикая, наивная и беспричинная надежда посещает его.
– Д-давай, – произносит он, и его уже не волнует, что сейчас он похож на взволнованного фаната. – Дай мне 15 минут.
|
Нет, я прям не могу оставить в покое эту улыбку с глазами!
Знали бы вы, девочки, сколько с этой улыбкой парились))) ну вот как это сказать по-русски лучше? 
и даже не в солнечных?))) 
А вот Хави получился очень гармоничным!
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума