Форум сообщества Kiss’n’Cry

Сразу хочу предупредить: Я - не Автор. Автор захотел остаться неопознанным. Мне просто понравилось. И я с разрешения Автора выношу на суд форумчан эту историю.

Название: Грань, которую мы перешли
Автор: Автор пожелал остаться неизвестным. Что ж – это его право, и мы должны его уважать, не так ли? Тем не менее – мои нежность и благодарность ему за это чудо
Пейринг: Плющенко/Жубер
Рейтинг: NC-13
Жанр: ангст, POV Женя
Примечание: автор совершенно не владеет матчастью по одному из героев, поэтому скорее всего абсолютный ООС

Скрытый текст

16 февраля 2010 года. Ванкувер. За час до начала короткой программы.

Скоро. Уже скоро.
Откроется дверь в бортике, разделяющая жизнь на «До» и «После», и я выеду на лед. Проехать к центру катка, поприветствовать зрителей, нарезать несколько кругов, встать в позицию, по привычке отмечая краешком сознания количество ударов сердца до вступительных аккордов...
Движения, отработанные годами тренировок и соревнований, вгрызшиеся в плоть, всосавшиеся в кровь, отравившие мысли на всю жизнь. Наркотик, подчиняющий себе разум и волю, от дурманящей власти которого мучительно хочется избавиться. Но как только это происходит, сразу понимаешь, что только он и давал тебе пропуск в твою настоящую жизнь, и ты уже не можешь обходиться без очередной дозы.
Каких только предположений не строили, почему я возвращаюсь. Деньги, скука, тщеславие, посулы Федерации и так далее до бесконечности. Вот почему-то только никто не хотел верить, что я просто иначе не могу! Я не могу больше просыпаться по ночам с сердцем, бешено колотящимся где-то в голове, от того, что вновь стоял на льду, готовясь в бой. Снова и снова. Всегда в бой, с соперниками, с болью, с судьбой, с самим собой. Я не отступал никогда и не отступлю сейчас.
И я всегда добивался своих целей, какими бы они ни были. Моя цель - победа? Разумеется. Без вопросов. Безусловно. Единственная цель. Единственная? Себе хоть не ври, Евгений Викторович.
Вот она, еще одна цель, в которой не хочется признаваться даже самому себе, стоит неподалеку, разговаривает с тренером, делает вид, что в упор меня не замечает. Смешно! Это он меня хочет обмануть? МЕНЯ?! Знающего его вдоль и поперек, лучше, чем кто бы то ни было?! Как будто я не вижу, как напряженно и неестественно прямо он держится, как старательно не смотрит в мою сторону, как раздраженно постукивает носком кроссовки по полу, он всегда так делает, когда волнуется.
Прошло 4 года, а он все так же не умеет скрывать свои чувства. Ровно 4. В этот же самый день, 4 года назад, мы точно так же стояли за бортиком стадиона в Турине. Так же и одновременно не так. 4 года назад мы были по одну сторону бездны.

16 февраля 2006 года. Турин. Несколько часов спустя после ПП.

Женя ввалился в свой номер и с разбегу бухнулся на кровать.
Все! Наконец-то! Он сделал это! Он чемпион! Он олимпийский чемпион, вы слышите?! Он ЧЕМ-ПИ-ОН!!!!
В ушах по-прежнему стоял нескончаемый шквал аплодисментов, криков, гимна, поздравлений, телефонных звонков. Он кружил голову, опьянял и уносил далеко-далеко, откуда так не хотелось возвращаться. И пусть победа была одержана не над теми соперниками, выиграть у которых хотелось больше всего, менее сладкой и будоражащей кровь она от этого не становилась. Победа была безоговорочной, а счастье практически безграничным. Практически... Потому что один факт все же омрачал ее ослепительное сияние. Брайан...
Брайан сегодня полностью завалил свою программу и с 4 места, оставлявшего шансы на медаль, безжалостным пинком был отправлен на 6. Для него это был крах. Столь же безусловный и безоговорочный, как победа Жени.
Они были вместе уже 2 года, начиная с того памятного чемпионата мира, который Женя впервые после ухода Ягудина боялся проиграть. И проиграть он мог, Брайан был безупречен, а сам он глупейшим образом свалился на ровном месте уже почти под занавес выступления. В результате после награждения оба были злы, как два голодных волка, поэтому, когда они столкнулись в пустом коридоре отеля, эта злость могла вылиться во что угодно: в скандал, в драку, в разбитые окна и носы. Каким непостижимым образом из этой клокочущей злобы родился самый умопомрачительный и феерический секс в жизни обоих, ни тот ни другой впоследствии так и не могли объяснить даже сами себе. Это была какая-то особо извращенная усмешка богов, не иначе. Но вот то, что эта страсть обернется настоящей любовью, даже ни один бог не смог бы предсказать. А поди ж ты, обернулась же! Совершенно сумасшедшей и безбашенной любовью, сбивающей с ног, подобно лавине, с которой бесполезно бороться.
Они использовали любую удобную и неудобную возможность, чтобы встретиться. Парки, подъезды и отели Питера и Пуатье могли бы рассказать много интересного о двух абсолютно сумасбродных и дико влюбленных мальчишках, но не делали этого, понимая, что настоящая любовь так редка в этом мире, что ее надо пестовать как жемчужину в раковине, даже если сами влюбленные этого не делают.
Единственной точкой расхождения в их отношениях было то, что Брайан никак не мог у него выиграть, его это несказанно злило и поэтому каждый раз, стоя на верхней ступеньке, Женька морально готовился к той буре , что разразится вечером. Успокаивало его лишь то, что когда-то эта буря все же должна была закончиться, а заканчивались они всегда в постели.
У Брайана был великолепный шанс подправить статистику на Мире в 2005, но он так и не воспользовался этим шансом. Главный фаворит в отсутствие Жени, которому судьи были практически готовы отдать медаль, неожиданно для всех провалил произволку просто напрочь. Возможно, причиной этого стало волнение от близости желанной цели. А возможно, бессонная ночь, проведенная у Жениной кровати, после того, как тот не смог уснуть от выкручивающей душу боли. Он сидел рядом, таскал лекарства и чай с конфетами, и рассказывал французские байки и анекдоты, чтобы хоть как-то отвлечь его от страданий. Все попытки выгнать его не возымели не малейшего успеха, и результат не заставил себя ждать. Женя до сих пор помнил, с каким бесстрастным лицом Брайан выслушивал его возмущенные вопли после окончания соревнований. «Дурень французский» был самым мягким и ласковым из эпитетов, если честно. Дождавшись окончания его тирады, он сказал лишь «Ну я вижу тебе полегчало, значит, я могу идти» и спокойно вышел за дверь.
И вот Олимпийские игры. Мечта, к которой оба шли так долго и мучительно, преодолевая на своем пути и взлеты и неизбежные падения. Они никогда не говорили вслух об этом, но твердо были убеждены, что оба окажутся на пьедестале. Черт, у них даже мысли не было, что один из них может остаться без медали! Такого не могло быть просто потому, что не могло быть никогда!
Но это случилось. И вот теперь Женя всячески откладывал тот момент, когда ему придется взглянуть в любимое лицо, неузнаваемое от отчаяния, исказившего его. Он видел его сегодня только мельком, и ему совершенно не понравилось увиденное. Брайан просто смотрел сквозь него абсолютно пустыми глазами. Такими они не были никогда, Женя знал их злыми, бешеными, отчаянными и страдающими, но не пустыми. И поэтому он тянул до последнего , в то же время понимая, что деваться ему некуда.

Женя постучал в дверь, подождал ответа, которого так и не последовало, и вошел. Брайан, стоявший у окна, даже не шелохнулся. Знал. Ждал...
Женя сделал несколько шагов и остановился, так и не дойдя до неподвижного Брайана. Ему ужасно хотелось подойти, как обычно, обнять за талию, притянуть к себе, уткнуться носом в ухо и вновь почувствовать, что больше ему ничего не страшно, но он не мог и шага сделать, настолько мертвым холодом несло от замершего у окна изваяния.
Как ты? - было единственное, что он смог выдавить из себя.
Казалось, что молчание никогда не закончится.
Нормально, - наконец последовал ответ.
Надо было взять себя в руки, успокоить, наговорить всякой обнадеживающей ерунды, что-нибудь типа, не переживай, все впереди, ты еще все выиграешь, и Олимпиаду выиграешь обязательно. Надо было, надо! Но Женя молчал, он отлично знал, что все это было бессмысленно, что бездну, разверзшуюся сейчас на месте души Брайана, невозможно залечить словами. Знал, потому что пережил подобное, потому что 4 года назад точно так же стоял у окна в уютном номере дорогого отеля в одном американском городе. А еще он внезапно понял, хотя и все его существо отказывалось в это верить, что Брайан скажет сейчас.
Уходи, Женя.
Нет.
Уходи. Я не могу с тобой разговаривать... И не хочу.
Перестань... Остановись, Брайан.
Не хо-чу. Совсем... Нам лучше расстаться.
Повисшее молчание лопнуло, как струна, под рассыпавшимся, дребезжащим на самых высоких нотах смехом. Женя смеялся и смеялся, понимал, что выглядит полным идиотом и не мог остановиться. Кто бы мог подумать, что эта саркастичная старая ведьма Судьба, замкнув круг, по спирали выйдет на новый уровень, но придет к той же самой точке, пусть уже и с другой стороны? Да, они оказались еще более похожими, чем он думал. 4 года назад он сказал то же самое, те же три слова, которые обратили его жизнь в прах, но иначе он просто не мог. Был победитель и был побежденный, и находясь рядом, этот победитель, пусть и трижды любящий, каждую секунду, одним своим видом напоминал о мучительном поражении, и терпеть это было невыносимо. И вот снова был победитель и побежденный, но на сей раз карты выпали иначе, роли распределились по-другому, и видеть не могли уже его. И какая разница, что была любовь? В этой игре она не стоила ничего. Ревнивые боги, похоже, решили, что за все нужно заплатить, и взяли с него за свой подарок максимально возможную цену. Так был ли он на самом деле победителем?
Сердце кричало, умоляло, стонало : «Да сделай же что-нибудь! Не дай ему повторить твою ошибку и разрушить обе ваши жизни! Да скажи же ты ему в конце концов, что это все ерунда, а главное, это то, что ты любишь его! Ты. Любишь. Его. И неважно тебе, какое он место занял, шестое или шестнадцатое! Скажи, что тебе вообще плевать на это, и любишь ты его таким, какой он есть, со всеми его победами и поражениями!» Оно кричало еще очень много страшно правильных и красивых слов, но Женя его уже не слушал. Он с удивительной ясностью понимал, что только что оказался на одном краю той бездны, а Брайан - на другом. И как перебраться через нее, он не знал.
- Уходи, - чужой, безжизненный голос мог принадлежать мертвецу, призраку, привидению, но только не его Брайану.
Только безнадежное упрямство заставило его ответить:
- Нет.
- Тогда уйду я.
Брайан медленно повернулся, ровным, неторопливым шагом направился к двери, на мгновение замер на пороге и вышел, так ни разу на него и не взглянув. Но звука шагов не последовало, закрыв дверь, он все еще стоял с той стороны, видимо, все же не в силах разом отказаться от второй, наряду со льдом, главной любви своей жизни.
Женя как во сне подошел к двери. Надо всего лишь открыть ее. Схватить его за плечи. Рвануть к себе, развернуть лицом. Заорать «Да что же ты делаешь, идиот! Не отпущу я тебя никуда!» Надо! Ну же! Просто повернуть ручку и открыть дверь! Он же сейчас уйдет! Открывай же дверь, придурок, черт тебя подери! Ну... Нуууу....!
Женя наконец-то взялся за холодную ручку... И с застывшим от навалившегося вдруг бессилия сердцем услышал, как по ту сторону двери раздались шаги, все дальше и дальше уходившие от него.
Он медленно отпустил ручку, повернулся, прислонился спиной к двери и сполз на пол. Сколько он так просидел, он не знал, очнувшись лишь от того, что почувствовал на своих щеках холодные и противные капли. Он плакал долго и беззвучно, не вытирая слез, падавших на его одежду уродливами кляксами.
Женя не знал, что плачет он последний раз в жизни.

16 февраля 2010 года. Ванкувер

Вот он, ходит по коридору, такой молчаливый, сдержанный, совсем чужой и незнакомый. Как будто я не знаю, что он чувствует. Да все то же, что и я! Ведь волей или неволей мы вынуждены были после того дня иногда пересекаться на соревнованиях и шоу, и этого было не избежать. И я всегда ловил его взгляд, и видел нем отражение моего, ту же затаенную боль, ту же страсть, которую никак не удается погасить никакими случайными и неслучайными связями, и ту же бестолковую любовь, будь она проклята! А я ведь надеялся, что смогу забыть, я все сделал для этого, запретил себе думать и вспоминать, сжег все фотографии, выкинул все мелочи, хоть как-то связанные с ним. Потом я постарался вообще отрешиться от прежней жизни, окунулся в мир развлеченй и мишуры, и даже вполне успешно, надо признать. Можно сказать, я стал совершенно иным человеком, но почему же достаточно было мимолетного видения в толпе, легкого запаха одеколона, одного слова на французском, чтобы я вновь превращался в того все еще живого мальчишку, плакавшего в Турине? Тогда я садился за руль, выезжал за город и гнал на максимальной скорости по пустынной трассе, хватая ртом воздух, пытаясь убежать от себя и с обреченной ясностью понимая, что мне никогда не удастся это сделать.
А у него дела пошли на лад, он выиграл и Европу и Мир, но я лучше, чем кто бы то ни было, знал, что он все равно не успокоится, пока не поднимется на олимпийский пьедестал. И возможно, хоть я сам не хочу себе в этом признаваться, в этом и была главная цель моего возвращения. Он должен выиграть медаль на этой Олимпиаде, а я должен в этот момент быть рядом. А выиграет он обязательно, я знаю это. И в тот момент, когда мы оба окажемся на пьедестале, мы поймем, что через бездну длиной в 4 года наконец-то перекинут мост, и мы пойдем по нему друг другу навстречу, и я обниму его, не веря, что это не сон, и как всегда шепну ему : «Какой же ты дурак, Жубер!» и как всегда, услышу в ответ: «Ты не лучше, Плющенко».
Я знаю, что сегодня это наконец случится, и мы сможем в конце концов исправить ту глупую ошибку, и наконец-то сбудутся сны, терзавшие меня 4 года. Так будет, потому что я верю, что справедливость есть. И она нам поможет.
Скоро. Уже скоро...